Я не совсем понимаю, о чем вы говорите. Вы утверждаете, что беседовать и получать от этого удовольствие — заблуждение? Нет, не совсем так. В конце концов, я сам не знаю, о чем хочу сказать. Оставим эту тему, ладно? И, если не возражаете, я хотел бы сменить место.
Действительно, здесь стало слишком шумно.
— Вот и прекрасно. Язаки поднялся.
О, эти блядские американские бары! Поистине ничтожнейшие в мире места!
Если вы не против, мы могли бы дойти до моей квартиры, — предложил Язаки, — раньше у меня там был офис. Это совсем недалеко отсюда.
Мы вышли на Пятую авеню, прошли к Центральному парку, повернули направо и остановились перед огромным зданием в тяжеловесном испанском стиле, казавшимся сложенным из объемных каменных глыб, нагроможденных друг на друга. Мы находились у группы зданий отеля «Пьер». Никаких вывесок, кроме таблички с номером. Семь-восемь ступенек вели в холл, находящийся в углублении, скрытый за массивной и плохо освещенной аркой, казавшейся вырубленной прямо в толще камня. Было душно и сыро. Стойка покрыта полированной мраморной плитой пепельного цвета. За ней — служитель в синем костюме, занятый попеременным слежением за различными мониторами, нависавшими над компьютерным комплексом. Это был мужчина лет тридцати, латиноамериканец, но без малейшей примеси индейской крови, с лицом столь прекрасным, что перехватывало дыхание. Он изъяснялся по-английски с сильным испанским акцентом.
Добрый день, сэр, — обратился он к Язаки, слегка улыбнувшись, потом прибавил: — Вам пакет, — и протянул толстый конверт, заклеенный пленкой с буквами «DHL». Он открыл тяжелую стеклянную дверь, и мы прошли к лифтам. Кафельный пол был безупречным, дверь, медленно открываясь, издала звук, напомнивший мне писк кролика (в детстве у меня был кролик). Отделка кабины лифта должна была, по всей видимости, воссоздать атмосферу старых европейских гостиниц: массивные деревянные панели, целый ряд зеркал и обязательная роза в вазе богемского стекла, подвешенной в углу. Едва я вошла, меня окутал незнакомый и чувственный аромат. Трудно сказать, откуда он проистекал: от розы или же был разбрызган какой-то дезодорант. С того момента, как мы вышли из бара на Пятой авеню, Язаки не произнес ни слова. Несмотря на быструю ходьбу, он нисколько не запыхался, хоть и утверждал, что пьян. Я же, в свою очередь, войдя в лифт, почувствовала удушье, мне стало трудно дышать из-за этого цветочного запаха. Мигнула цифра «12», двери растворились, и первым, что я заметила, был необъятный бежевый ковер Я ощущала, как мои каблуки сладострастно погружаются в ею толщу. Комнаты были не очень просторными, квартира, характерная для Аптауна, с видом на Центральный парк. Никаких труб, сомнительная афиша, брошенная прямо на пол шкура дикого зверя, забытый шприц — все это создавало ощущение наивной и одновременно настораживающей простоты. Двуспальная кровать, покрытая бархатным покрывалом, громадный стол, наверно, очень удобное кресло, возможно итальянское, с широкими подлокотниками, обтянутое зеленой кожей. Обстановку дополняла этажерка, помещавшаяся против окна, на которой рядком стояли факс, портативный ксерокс и компьютер. Язаки предложил мне зеленое кресло, сам же зашел за прозрачную акриловую перегородку, что отделяла кухню, и занялся поисками спиртного.
Немного вина пойдет? — раздался его голос.
— Да.
Он вышел, держа в руке бутылку «Шато Мутон» 1970 года
Да вы что, такое вино! — попыталась запротестовать я. Язаки сделал вид, что не слышит, и откупорил бутылку.
— Куда подевались бокалы? — пробормотал он и налил темную жидкость в хрустальные стаканчики. — Знаю-знаю, — начал он, протягивая мне вино, — такое вино можно пить только по важному поводу, ну там, день рождения или праздничный обед… Но как сказать? С этим вином связана моя история. Кроме того, в свое время я преспокойно мог выпить пять ящиков по двенадцать бутылок каждый, представляете? Нет, конечно, я не собираюсь пить его, как пил только что херес. Знаете, к такому чудесному вину сейчас не помешало бы добавить малость кокаинчика да оттянуться, а? На кокс у меня легкая рука. Не могу удержаться, особенно когда немного напряжен. Не смотрели «Блуждающий огонь» Луи Маля? Морис Ронэ там играет одного алкоголика. Точно не помню, но, кажется, его кто-то спрашивает, почему он так пьет. «Если бы я не пил, то был бы неспособен доставить женщине удовольствие. Я бы кончал слишком быстро», — ответил он. Мне часто вспоминаются эти слова, что-то в них есть. Нет, я не нюхаю кокаин для того, чтобы нормально потрахаться. Если у нас с Морисом Ронэ и есть общие черты, так это, несомненно, неуверенность. Я не способен расслабиться в компании, да, впрочем, не важно. Долгое время я отказывался признаться в этом. «Шато Мутон» прекрасно сохранилось с семидесятого года. Я чувствовала, как живительная влага разливается внутри моего организма и в ту же секунду впитывается в каждую его клеточку. Было такое ощущение, будто эта бурая крепкая жидкость растворяется во мне. Почему Язаки так уверен, что не сможет со мной расслабиться? Первый раз, знакомясь с кем-нибудь, я всегда чувствую напряжение. Тот факт, что в прошлом году мне исполнилось сорок, ничего на самом деле не изменил. Уверен, так будет до самой смерти.
Точно ли мы находились в его офисе? Если вы глянете в ваши записи, вы узнаете, что в прошлом я был полностью, абсолютно разорен. Все мои счета были заморожены. Кейко очень зла на Рейко, так как известно, что из-за этого банкротства я оказался на улице, и это было непосредственно связано с Рейко. Кейко все это отлично знает. Офис, в котором мы сейчас находимся, никогда не значился в списках моего имущества и, соответственно, не попал под арест. В те времена я перепробовал все. Я начинал крутить дела, так что забывал о самом себе. Случалось, это приносило мне чертову уйму денег. Моими делами занимался мой близкий друг, агент. Он благоразумно не работал через японские и американские банки. Благодаря его знакомствам со штатовскими промоутерами, а также благодаря процентам по авторским правам, что я приобрел главным образом в Латинской Америке, он купил для меня эту квартиру.