Меланхолия - Страница 22

Но я не преследовал цели покарать себя за что-то. Еще меньше мне хотелось по пасть в компанию с самым последним отребьем американскою общества. Стоило мечтать! Все это ложь! Не может быть ничего общего между этими неудачниками, поставленными вне этого самого общества, потерявшими последние остатки стыда, и мной. Во-первых, все они — дерьмо. Они не заслуживают ни малейшего сочувствия, да и сами его отвергают… Так о чем я говорил? Мой друг очень любил названивать одной женщине, с которой не был знаком лично, и домогаться ее. Он гордился этим и говорил, что от этого сильно возбуждается. Это могло поставить его в весьма щекотливое положение, ведь он ни на секунду не задумывался о том, что эта женщина однажды может ответить ему тем же. Впрочем, вероятно, он все же предполагал такой исход, но просто не желал рассматривать эту возможность. Жизнерадостный был человек! Ни в чем не сомневался. Совсем как я. Со мной произошло то же самое. Со мной и с Рейко, когда наши отношения достигли определенного рубежа, и она сумела нанести мне удар. Несмотря на свою абсолютную покорность, она разорвала наши отношения. Рейко поступила так, словно меня никогда и не существовало. От такого обалдеет кто угодно! Это полностью опустошило и обессилило меня. Это бессилие подобно тому, с каким жила все это время сама Рейко. Люди созданы так, что способны совершенно бессознательно сделать вам тоже, что когда-то претерпели сами. Много раз я сам содействовал ее внутренним переменам, но оказался неспособным предвидеть то, что может из этого получиться, понять то, что может понять сама Рейко. Думаю, я был слишком уверен в себе… Хотя проблема, на мой взгляд, не в этом, просто я был элементарно слеп. Мы запрограммированы так, чтобы не замечать, не задумываться о возможности того, что может уничтожить нас на самом деле…

Итак, Рейко решает накраситься. Она открывает свою сумочку и, не роясь, аккуратно достает оттуда губную помаду, тени для век, тушь… Все это рассыпается по полу. «Что это тебя так тря сет?» — говорю я. «Ах, учитель, я хотела только подкрасить губы. Если не подкрашусь, стюардесса будет надо мной смеяться.

А, вот, наконец». В руке у нее появляется что-то красное. «Стой, это же маркер, это не помада!» Но Рейко уже поднесла его к губам, и я пытаюсь ей помешать. Она в полном смятении. Ее начинает трясти еще сильнее. Вместо губ она быстро проводит маркером по лицу. Она не может удержать дрожь в руках. Схватив маркер, она должна была предвидеть это, тем более что она вытянула шею, и голова теперь стала похожа на голову доисторической рептилии, вылезающей из болота, как на татуировках, популярных в шестидесятые годы. «Стой! Пожалуйста, перестань!» — продолжаю орать я, заводясь в свою очередь. И вот она оборачивается… улыбается… «Но это же я, посмотрите, это же я, я всегда была такой…»

*****

— Я могу рассказать вам и другой свой сон, даже сотню их, но, боюсь, вас это смутит, а я покажусь еще более смешным. Да уж, настоящая исповедь… Обычно говорят, что это отличное средство для того, чтобы исцелить раны, нанесенные самолюбию. Что до меня, то я никогда не думал, что впутывание в свое личное дело постороннего может принести облегчение. С чего бы это? Поду майте сами, почему простой факт исповеди обязательно должен принести утешение? Вздор. Какова природа физического страдания? Из всего того, что я знаю об этом, не следует, что оно сильно отличается от страданий, причиненных ранением в физическом смысле. Как человек, любящий наркотики, уверяю вас, что, когда Рейко впадала в очередной свой кризис, я не употреблял ничего, кроме марихуаны. Разумеется, это была ошибка. Надо полагать, я просто был не способен принимать ничего другого. Скорее всего, если бы я, предаваясь с Рейко страсти, рискнул попробовать иные наслаждения и полностью отдался им, я обнаружил бы, что она ничуть не отличается от других женщин, с которыми я переживал то же самое. Ничем не отличается! Это было бы абсолютно ясно Только наркотики могут стирать различия. Я не люблю такие не щи, как ЛСД, марихуану или мескалин. Они всего-навсего обостряют самосознание. А мне нравится, когда его вышибает вовсе. Когда оно исчезает, наступает бесконечность, а это уже чистая механика. Как только вы перестанете думать о том, как это делается, стираются последние различия. Все абсолютно одинаково. Такова сила наркотиков. Кажется, я становлюсь романтиком…

Я начал смутно предвидеть неприятности между мной и Рейко. Мне показалось, что в наших отношениях появилось что-то странное. Странное? На самом деле чистая иллюзия. Ничто. Чтобы это заметить, мне потребовалась чертова уйма времени — какая непростительная глупость! Мне почти что стыдно признаться в этом, да еще при таком количестве наркотиков, которое мне пришлось проглотить. Я чувствовал себя сильно задетым. Не думаю, что и моей жизни был когда-нибудь более бездарный эксперимент! И была лихорадка, и трещинки на коже появились — настоящая рана на моем теле. Словно это были язва, ожог, терзавшие меня изнутри. Я по-настоящему страдал.

Мой отец умер, когда я был совсем юным. Один раз я был женат, наш ребенок скончался через некоторое время после рождения. Эти два эпизода были для меня бесконечно мучительны. Вопрос не в том, который из них больнее отозвался во мне. В каждом случае печаль ощущалась по-своему. Но такое страдание переносилось легче, потому что в обоих случаях с любимыми людьми меня разлучала смерть. Время примиряет, не правда ли? И мысль убить Рейко посещала меня неоднократно. Убийство неверной женщины — не такое уж новое явление, и подобного рода случаи не всегда обусловливаются временным помрачением рассудка. Нет, проблема в том, что такая женщина продолжает жить. И живет с другим мужчиной. Тот факт, что она проводит время не с тобой, делает существование немыслимо тяжелым. «Ревность» — нот слово, которое отлично передает такие ощущения. Для человека, который от души старался наполнить ее жизнь счастьем, ревность невыносима. Как к этой женщине, отдавшейся своему любовнику, так и к мужчине, не имевшему своего «я». Я пережил ужасный период. Я первый раз вот так кому-то исповедуюсь, уверяю вас. У японцев не принято рассказывать о себе, как я делаю это сейчас. Чтобы говорить об этом с американцами, я недостаточно хорошо владею английским. А вам я все это рассказываю, наверно, оттого, что вы женщина, японка, вы умны, потому что вы здесь живете и работаете… Но, пожалуйста, не подумайте, что я затеял этот разговор, чтобы попытаться смыть с себя все дерьмо, в котором вывалялся, что хочу показаться безумным и оправдаться этим. Я всю жизнь ненавидел исповеди.