Меланхолия - Страница 45

Есть шампанское, но, думаю, пиво в это время будет лучше всего, — заметил Язаки, вынимая из холодильника бутылку «Дос Экис» и снимая крышку. Я пила большими глотками, глядя на розовую полоску на горизонте, которая незаметно превращалась в оранжевую, окрашивая поверхность океана. Струйки воды из джакузи брызгали пеной нам на лица. Держа в левой руке бутылку пива, правой я стирала пену с волос Язаки и касалась его уха, шеи, висков, губ.

Мне показалось, что солнце еще не успело зайти, но когда я оглянулась, горизонт был уже пуст. Небо было рассечено пламенеющими лучами, постепенно теряющимися во мраке ночи и утрачивающими свой цвет и яркость. Тьма, словно черный лак, закрыла половину неба. Она была похожа на что-то живое, тянущееся к горизонту. У меня создалось такое впечатление, будто я первый раз увидела, как на землю спускается ночь. Сумерки окутали джакузи, и, вместо того чтобы успокаивать мое желание, они разжигали его, будто были его воплощением. Воля меня покинула, я больше не могла сдерживаться. Желание возникало снова и снова, как пузырьки пены в ванне. Оно проникало во все уголки моего тела и наэлектризовывало его. Я лежала напротив Язаки. Его правая рука скользила по моей ноге, лаская внутреннюю сторону бедра. Первый раз так ласкали мои бедра. Я, конечно, не хочу сказать, что прежде до меня не дотрагивался ни один мужчина. Но те, кто меня ласкал, просто смотрели глаза в глаза и никогда не делали попыток прикоснуться к моему бедру, чтобы передать свою страсть, свое желание или удовлетворение. Это был своего рода код. И как от них отличался Язаки! Он чувствовал мое желание и мое возбуждение. Я не прекращала обнимать его, проводить по его телу языком и губами, словно я была щенком, нашедшим своего хозяина после долгих скитаний. Казалось, Язаки не обращал внимания на мое состояние, хотя это и не означало, что он был бесчувственен. Он не похлопывал меня одобрительно, он не увиливал со словами «Подожди немного» и уж тем более не подбадривал меня «А так, так лучше?». Он смотрел вдаль с меланхолическим выражением лица. Лаская меня, он старался лишь убедить себя, что здесь, перед ним, была я. «Я думаю, что другие не имеют индивидуальности», — говорил он. Какое высокомерие! Но, с другой стороны, как было бы хорошо не иметь ее! Бесспорно, он был прав. Я серьезно задумалась: каким образом отношения с этим человеком, достаточно немолодым и не очень-то соблазнительным, смогли развить во мне склонность к раболепству? Но не было никакой возможности найти ответ на этот вопрос, ибо задан он был уже тогда, когда я превратилась в рабыню. У меня появилось желание, чтобы он поступил со мной как с вещью, этого требовала каждая клеточка моего тела. Я залпом допила «Дос Экис». Жажда все усиливалась. Как в подобной ситуации поступали те, другие женщины, желавшие, чтобы их трахнули? Это должно говориться одинаково на всех языках. И эти слова должны быть самыми бесстыдными, какие только можно произнести. Значит, они должны были начинать так: «Скажи…», и в тот момент, когда завязывался разговор, в них активизировалась мазохистская составляющая…

Хочешь немного шампанского? Не очень хорошее, но зато холодное.

Я кивнула. Язаки вытянул руку и достал два фужера, откупорил бутылку «Вдовы Клико», вышел из ванны и присел перед холодильником на каменный парапет, где лежали полотенца, стоял флакон с пенкой и шелестели листочками растения.

Вода слишком горячая! Тебе лучше бы поберечься.

Я посмотрела на его отдыхающий член. Потом приблизилась к нему и протиснулась между его ног. Язаки, видимо, собиравшийся произнести «Скажи мне…», стал, улыбаясь, катать холодную бутылку по моим раскрасневшимся щекам. Он медленно раз лил шампанское по бокалам. Я улыбнулась в ответ, вернула ему его улыбку, улыбку, которая выражала примерно следующее: «Я готов биться об заклад, что ты не из тех женщин, которые способны прилечь между ног у мужчины, у которого в каждой руке по бокалу шампанского, чтобы отрезать ему… это самое». Я вылезла из воды и села рядом с ним, почувствовав чудесную прохладу гладкого камня. Что-то вязкое выскользнуло из моего влагалища.

Мы чокнулись и стали пить мелкими глотками, созерцая последние отблески света на горизонте. Я заметила, что мы осмелели и стали более откровенными после того, как обменялись улыбками. Я поставила недопитый бокал на камень и провела рукой по шее, плечам и талии Язаки. Соски моих грудей коснулись его кожи. Глядя на свой розовый и острый сосок, я вдруг поняла, почему во мне не пробудилась моя мазохистская составляющая. Меня душила ревность. Даже в состоянии такого возбуждения я беспрестанно думала о Кейко и Рейко. Смогу ли я доставить ему столько же удовольствия, как и они? Я боялась разочаровать его. И я призналась в этом Язаки, левой рукой начав ласкать его пенис.

Ну что ты говоришь?! — засмеялся он. — Мы же здесь со всем одни! Смотри, я касаюсь тебя, ты — меня. Твоя кожа и моя кожа. И никого больше. Клянусь, я и не собирался думать о другой. Я скажу тебе не колеблясь: именно благодаря тебе я могу сейчас говорить с такой уверенностью.

Я хотела заставить его сказать больше. Я хотела, чтобы он сказал мне такую вещь, которую не говорил еще никому. Мне не терпелось узнать, как он трахал этих двух.

А если не понравится? — начал было он протестовать, но я искусно сжала его член пальцами и заставила его замолчать.

Не думай, пожалуйста, что я пытаюсь возбудиться еще сильнее, спрашивая тебя о них. Я спрашиваю, потому что чувствую, что могу сейчас слышать об этом. Завтрашним утром у меня не будет никакого желания слушать твои рассказы, даже если ты сам захочешь.